Слово о полу Игореве Произведение древнерусской литературы

1. «Слово о полку Игореве» - героический памятник русской литературы.<br />История великой русской литературы свидетельствует о ее кровной связи с самыми жизненными интересами русского народа и государства. Начиная с XI столетия лучшие писатели нашей Родины выступали как страстные патриоты, призывавшие к беззаветному служению родной стране, к героической борьбе за ее честь, славу и независимость. Сознание единства Русской земли, как основы ее силы и процветания, красной нитью проходит по всем выдающимся произведениям древней русской литературы, делая ее близкой и дорогой современному советскому читателю-патриоту. Наиболее ярко героические черты литературы прошлого, составляющие ее неумирающую ценность, проявились в величайшем памятнике древности — «Слове о полку Игореве».<br />Жемчужина русской поэзии — «Слово о полку Игореве» было создано в конце XII века, точнее, между 1185 иquot;
1188 годами. Подлинник этой великой героической поэмы, так полно выразившей гений русского народа, к сожалению, не сохранился. Исторические испытания, выпавшие на долю нашей Родины, превратили в прах и пепел многие библиотеки и развеяли бесследно следы древних рукописей, в том числе и первую рукопись «Слова».<br />Дошедшие до нас памятники древнерусской литературы спаслись от забвения только потому, что с них в разное время были сделаны списки. Й вот одному из безвестных переписчиков мы обязаны сохранением текста «Слова», хотя и в позднем списке.<br />Этот список был случайно обнаружен и приобретен известным любителем русской древности А. К. Мусиным-Пушкиным в конце XVIII века в городе Ярославле у заштатного архимандрита Иоиля, который взял его из упраздненного Спасо-Преображенского монастыря.<br />Точная дата приобретения Мусиным-Пушкиным рукописи «Слова» неизвестна. Сам Мусин-Пушкин позднее указывал (в письме к К. Ф. Калайдовичу от 31 декабря 1813 года), что рукопись «Слова» была куплена его комиссионером у архимандрита Иоиля в последние годы его жизни. Спасо-Преображенский монастырь был упразднен в 1788 году, таким образом покупка не могла совершиться ранее этого времени. Долгое время датой покупки рукописи было принято считать 1795 год. Но имеется одно косвенное указание на более раннюю дату покупки рукописи. В 1792 году в февральской книге журнала «Зритель», издававшегося П. А. Плавильщиковым, А. И. Клушиным и И. А. Крыловым, была напечатана статья «Нечто о врожденном свойстве дум российских». Автор статьи Плавильщиков писал: «Древность истории нашей, грамоты мира и заключенных союзов доказывают неоспоримо, что у нас были писанные законы, ученость имела свою степень возвышения, и даже во дни Ярослава сына Владимирова были стихотворные поэмы в честь ему и детям его. Хотя варварское нашествие татар, поработя Россию, разрушило все, существуют еще сии драгоценные остатки и поныне в книгохранилищах охотников до редкостей древности отечественной и, быть может, Россия вскоре их увидит: есть еще любители своего отечества, которые не щадят ничего, дабы собрать сии сокровища». Нельзя отнести эти слова Плавильщикова о поэзии времен Ярослава к чему-либо иному, кроме указания на «Слово о полку Игореве», — следовательно, оно уже тогда имелось в библиотеке древних рукописей Мусина-Пушкина, хотя вопрос о его издании еще не был решен окончательно. Кроме того, есть свидетельства современников о том, что с рукописью «Слова» был знаком известный историк Болтин, умерший в 1792 году.<br />Фонетические особенности найденной рукописи заставляли предположить, что список был сделан в Псковской или Новгородской области. Наличие в рукописи особенностей, характерных для орфографии XV—XVI веков, позволяло определить более или менее точно время ее написания.<br />С найденной рукописи тогда же была снята копия для Екатерины II, Значение этой копии для науки очень велико. Она была впервые опубликована в 1864 году. Сличение копии XVIII века с печатным текстом «Слова», изданным в 1800 году, позволило внести ряд исправлений в первопечатный текст.<br />Известие об открытии гениальной поэмы XII века сразу же привлекло к себе внимание литературных кругов. Поэт Херасков в 16-й песне своей поэмы «Владимир», вышедшей в начале 1797 года, так рассказал читателям об открытии «Слова»:<br />О древних лет певец, полночный Оссиан!<br />В развалинах веков погревшийся Боян!<br />Тебя нам возвестил незнаемый писатель,<br />Когда он был твоих напевов подражатель,<br />В них слышны, кажется мне, песни соловьины,<br />Отважный львиный ход, парения орлины.<br />К первому стиху Херасковым было сделано такое примечание: «Недавно отыскана рукопись, под названием: «Песнь о полку Игореву», неизвестным писателем сочиненная. Кажется, за многие до нас веки, в ней упоминается Боян Российский песнопевец».<br />Затем об открытии «Слова» в конце того же года напечатал заметку Карамзин. В 1800 году в печати появился текст самой поэмы, подготовленный Мусиным-Пушкиным совместно с двумя учеными — Малиновским и Бантыш - Каменским. Текст был опубликован одновременно на старорусском языке и в переводе Мусина-Пушкина и его сотрудников. Трудности печатания с подлинника заключались в том, что рукопись была написана без разделения слов, среди которых находилось множество неизвестных. Кроме того, правописание и надстрочные знаки в рукописи не отвечали обычно принятым. Многие недостатки издания Мусина-Пушкина были со временем устранены специалистами, но им пришлось столкнуться с некоторыми непреодолимыми трудностями. Если бы найденная рукопись сохранилась, мы имели бы этот несравненный памятник с меньшим количеством темных неразгаданных мест.<br />В 1812 году, во время вторжения наполеоновских войск в Москву, погибла богатейшая библиотека древних рукописей, принадлежавшая Мусину-Пушкину, и в том числе рукопись «Слова о полку Игореве». Это была незаменимая потеря для нашей пауки, так как до сих пор, несмотря на поиски, второго древнего списка поэмы найти не удалось.<br />На рубеже IX—X веков возникло государство Рюриковичей. Центром этого обширного государства был город Киев, расположенный на важном торговом пути «из варяг в греки», шедшем от Балтики по рекам Волхову и Днепру к Царьграду (Константинополь), являвшемуся средоточием торгового оборота всего Средиземноморья.<br />В княжение Владимира Святославича (980—1015 годы) держава Рюриковичей, полупатриархальная, полуфеодальная, достигла своего наибольшего расцвета. Этот великий князь не только расширил пределы государства, но и укрепил связь между его отдельными частями.<br />Принятие христианства как единой государственной религии усилило связи Киевской Руси с Византией, страной многовековой культуры.<br />Международное значение молодого Русского государства растет. В XI веке Киев, по свидетельству путешественников, не уступал по многолюдству и богатству Константинополю, крупнейшему городу Европы того времени. Укрепляются родственные связи киевских князей с византийской, французской, польской, венгерской и другими царствовавшими в Европе династиями. В XI—XII столетиях расцветает самобытное русское искусство, наиболее ярким выражением которого является литература Киевской Руси.<br />Но уже со второй половины XI века начинается упадок Киевского государства. В нем не было экономической общности всех входящих в него земель, дальнейшее развитие производительных сил, разделение труда, отделение ремесла от земледелия, способствуя росту городов, укрепляя отдельные области, ставило перед ними самостоятельные политические задачи. Росла политическая роль землевладельческой знати, удельные князья начинали тяготиться своей зависимостью от Киева. Киев и киевский князь теряли свое былое значение.<br />Это неблагоприятно сказывается на борьбе русских с внешними врагами. Бичом Руси на протяжении многих столетий были кочевники южных степей, выходцы из Азии. Еще в 915 году «придоша печенеги первое на русскую землю», и с тех пор киевские князья многократно воевали с ними.<br />Во второй половине XI века на южных границах Киевской Руси появились новые враги — половцы, борьбу с которыми русские князья вынуждены были вести с переменным успехом вплоть до татарского нашествия в XIII веке. При Владимире Мономахе в начале XII столетия половцы терпят страшное поражение, отзвук которого дошел до нас в виде поэтического сказания, помещенного в Галицко-Волынской летописи.<br />К концу XII столетия, когда растущие центробежные тенденции приводят к увеличению феодальных «усобиц», ослабляющих русскую землю, положение изменилось к худшему. Княжеские междоусобицы не только облегчили половцам победы над разрозненными дружина ми русских князей, но и давали им возможность принимать участие в княжеских распрях в качестве союзников одних князей против других. Лучшие русские люди хорошо понимали, к чему приводило такое положение, и «мужи смыслении» не раз обращались к князьям со словами: «Если вы поднимите рать между собою, погании (то есть половцы. — Н. В.) станут радоваться и возмут землю нашу, которую стяжали отцы ваши и деды ваши трудом великим и храбрством, побарающе по Русской земле».<br />Когда князьям удавалось объединиться, как это произошло, например, в 1183 году по инициативе князя Святослава Всеволодовича Киевского, они наносили половцам поражения, напоминавшие о временах Владимира Мономаха. Но чаще князья действовали несогласованно, выступали против половцев на свой страх и риск, что приводило к тяжелым последствиям для русской земли. Об одном из таких неудачных походов рассказывает летопись 1185 года. Этот же поход лег в основу гениальной поэмы XII века «Слово о полку Игореве».<br />Сравнение летописного рассказа с поэмой позволяет сделать заключение о наличии двух литературных школ в Киевской Руси. Писатель XII века Кирилл Туровский, определяя<br />различия этих литературных школ, говорил, что летописей передает исторические факты, «не украшая пишущего...» Песнетворцы же «преклоняют свой слух... в бывшия между цесарями рати и ополчения» и украшают их словами.<br />Таким образом, Киевская Русь к концу XII века имела своих историков и поэтов, по-разному подходивших к изложению одного и того же материала.<br />Летописец рассказывает о походе Игоря в строго хронологической последовательности.<br />Во вторник 23 апреля 1185 года -.Игорь Святославич выехал из Новгорода-Северского, условившись о походе с братом Всеволодом из Трубчевска, племянником Святославом Олеговичем Рыльска и сыном Владимиром ,из Путивля. С ними был отряд коуев Ярослава Черниговского. Когда воины доехали до Донца, то увидели солнце, стоявшее «как месяц». У Оскола Игорь подождал брата Всеволода, который шел «иным путем из Курска». Когда дошли до реки Сальницы, то разведчики выяснили, что враги приготовились к бою и благоразумнее было бы не нападать на них. Но Игорь сказал: «Если нам не бившись возвращаться, то срам нам будет хуже смерти». На следующий день, в пятницу, произошла битва. Половцы, пустив стрелы, начали отходить, и русские захватили богатую добычу. Щадя утомленных коней, русские не преследовали убегавших врагов, как предлагал Игорь, и заночевали на месте.<br />Утром в субботу половцы стали наступать сами со всех сторон подобно лесу. Началась битва. Игорь был ранен в руку. Ожесточенное сражение продолжалось весь день и всю ночь. В воскресенье на рассвете дрогнули коуи. Раненый Игорь на коне поскакал к ним. Но остановить коуев не сумел. Кроме того, он не рассчитал опасности, отъехал слишком далеко от своего полка и, возвращаясь к нему, был окружен и схвачен половцами.<br />В это время киевский князь Святослав, ничего не зная о поражении Игоря, собирал воинов, чтобы летом выступить в большой поход против половцев. В Чернигове нагнал его Беловолод Просович, спасшийся из побоища с пятнадцатью воинами, и сообщил о гибели всего Игорева войска. Святослав прослезился и с горечью сказал: «Дал мне бог обессилить поганых, а невоздержанная молодость отворила двери в Русскую землю. Как сначала сердит я был на Игоря, так теперь мне жаль его, брата моего, стало».<br />Между тем среди половецких ханов возникло разногласие: Кончак хотел идти на Киев, чтобы отомстить за поражение, нанесенное половцам Святославом два года назад, а Гза пошел в Посемье, рассчитывая на легкую добычу. Половецкие силы разделились. Кончак дошел до Переяславля, но был там остановлен храбрым Владимиром Глебовичем и отступил к Римову, подвергнув этот город разграблению. Гза тем временем опустошил Поссмье до самого Путивля. После этого половцы с богатой добычей направились к себе домой.<br />Целый год Игорь находился в плену. Половцы не очень стесняли его: разрешали ходить на охоту, не отняли его собственных слуг и даже позволили вызвать попа из Руси для богослужение. Двадцать юношей были приставлены к Игорю в качестве стражи. Один половчанин, по имени Лавор, предложил Игорю бежать вместе на Русь. Игорь с гордостью ответил ему: «Я тогда славы ради не бежал от дружины и теперь не хочу итти неславным путем».<br />В плену с Игорем были сын тысяцкого и конюший. Они стали уговаривать князя бежать из плена, так как распространился слух, что половцы намерены перебить всех пленников. Тогда Игорь согласился. Вечером, когда половцы «напилися бяхуть кумыза», князь осторожно приподнял заднюю стенку шатра и вышел вон. За рекой его ждал Лавор с запасным конем. Загнав коней, беглецы одиннадцать дней шли пешком до Донца. Возвращение Игоря в Новгород-Северский встречено было общей радостью. Оттуда князь сначала отправился в Чернигов к Ярославу просить помощи, а затем поехал в Киев к великому князю Святославу Всеволодовичу.<br />Совсем по-иному развертывается история этого горестного для русской земли похода в «песнетворчестве» поэта. Автор «Слова о полку Игореве» стремится не просто последовательно изложить фактическую историю событий, а прежде всего осмыслить их, понять, почему в двухвековой борьбе со степью прежде побеждала Русь, а теперь стали побеждать половцы. Он понимает, что причина неудач кроется в феодальной раздробленности Руси; он видит спасение родины в сохранении единств а, как было во времена «Старого Владимира». Автор стремится передать свою тревогу за судьбы родной земли, зажечь слушателей своими стремлениями и своими надеждами. Он с такой лирической страстью, таким образным и живым языком, так проникновенно призывает к единению страны, что строки его бессмертной поэмы захватывают читателя и сейчас, спустя семь с половиной столетий после ее создания.<br />Автор начинает свою песнь с вопроса о том, как ему описать «трудный», то есть тяжелый, поход Игоря, рассказывать ли ему «по былинам сего времени», или же петь подобно Бонну — «по замышлению Бояню». В нескольких чертах автор «Слова» гениально воспроизводит образ неизвестного нам поэта одиннадцатого века.<br />«Вещий Боян, — если кому-либо хотел песнь пропеть, — то растекался мыслью по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаком. Помнил Боян и давних времен усобицы! Тогда пускал он десять соколов на стаю лебедей, которую из них догонал — та прежде и песнь запевала... Боян же, братья, не десять соколов на стаю лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны вскладывал, и струны сами князьям славу рокотали!»<br />Существование певца Бояна вызывало среди ученых большие споры. Одни считали, что такого поэта никогда не было в древней Руси, другие полагали, что это — нарицательное имя вообще всякого древнего поэта, и производили имя «Боян» от глагола «баять», то есть сказывать, сочинять, петь. Наконец, третьи признавали его реальным лицом, жившим в средине XI века, за 300 лет до автора «Слова о полку Игореве». В настоящее время можно считать третью точку зрения на Бояна общепринятой в науке. В «Слове» мы находим совершенно точное указание на время жизни Бояна и на содержание его «песней». Он «пел» про Ярослава Мудрого, умершего в 1054 году, про его брата Мстислава, жившего до 1035 года, и про Романа Святославича Красного, то есть Прекрасного, скончавшегося в 1079 году.<br />Личность Бояна в представлении автора «Слова» окружена особым ореолом славы. Он даже назван внуком древнеславянского бога Белеса, бога изобилия и покровителя искусств. Боян называется в «Слове» вещим, «смысленым», то есть проницательным и мудрым. Его творчество характеризуется широким размахом фантазии. Мастерство Бояна настолько совершенно, что под его вещими перстами струны сами рокочут, становятся как бы живыми. Раскрывая художественные приемы этого певца, автор «Слова» тем самым доказывает существование определенной поэтической школы в древней Руси, школы, создавшей, вероятно, не одно художественное произведение и подготовившей появление самого «Слова о полку Игореве».<br />После этого знаменательного введения автор «Слова» сразу переходит к описанию сборов Игоря в поход. Происходит солнечное затмение, но оно не охлаждает воинского пыла князя: «Хочу копье приломить, — говорит он, — на дальнем конце поля половецкого с вами, Русичи. Либо голову свою сложим, либо выпьем золотым шеломом из Дону!». Скупыми, но выразительными и меткими словами рисует поэт образ благородного, мужественного героя, готового отдать свою жизнь за родную землю.<br />Не менее ярко показаны и княжеские дружинники, о которых с такой любовью и гордостью говорит Всеволод, брат Игоря: «А мои ведь куряне — известные воины! (то есть опытные воины.— И. В.), под трубами повиты, под шлемами взлелеяны! Пути им ведомы, яруги (овраги) им знаемы, луки у них напряжены, колчаны отворены, сабли изострены! Сами скачут на конях, как серые волки в поле, — себе ищучи чести, а князю — славы!..»<br />Первая битва русских с половцами завершается блестящей<br />победой над «погаными». На долю победителей досталась большая добыча. Но торжество это оказалось недолговременным. На другой день «рано кровавые зори свет предвещают, черные тучи с моря идут, — хотят прикрыть четыре солнца (четыре русских князя.— Н. В.). Быть грому великому! — восклицает поэт, предчувствуя беду. — Итти дождю стрелами с Дону великого!» Сама природа полна зловещих предзнаменований: синий молнии сверкают в черных тучах, мутно текут реки, гудит земля... Начался бой.<br />Героизм русских воинов раскрывается поэтом в образе смелого Всеволода: «Ярый тур, Всеволод, стоишь в бою, сыплешь на врагов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными... Где, тур, ни проскачешь, своим золотым шлемом посвечивая, везде там лежат поганые головы половецкие!» Удивляясь отваге князя, поэт восклицает: какие раны страшны тому, братья, кто забыл почет и жизнь и город Чернигов, золотой отцовский престол и своей милой жены красавицы Глебовны «свычая и обычая» (любовь и ласку).<br />Описывая кровавую сечу, поэт вспоминает минувшие времена, когда дед Игоря, Олег Святославич, прозванный Гориславичем, первый начал сеять крамолу среди князей, ослабляя тем русскую землю, губя жизнь и достояние русского народа. Но и тогда не было такого сражения, как это, говорит поэт. «С ранней зари до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят сабли о шлемы, трещат копья харалужные в поле незнаемом, среди земли половецкой. Черная земля под копытами костьми посеяна, а кровью полита, — бедою взросли они для Русской земли!»<br />Жестокая битва приходит к своему трагическому концу. Поэт снова переживает ее заключительный эпизод. Словно прислушиваясь к затихающей битве, он говорит:<br />«Что мне шумит? Что мне звенит? — издалека, перед зорями? Это Игорь полки свои заворочает? Жалко ему милого брата Всеволода! Бились день, бились другой, — на третий день к полудню, — пали знамена Игоревы! Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы. Тут кровавого вина недостало. Тут пир докончили храбрые Русичи: сватов напоили, а сами полегли за Землю Русскую».<br />Поэт объясняет поражение Игоря отсутствием согласия между русскими князьями. Они стали говорить друг другу: «се мое, а то мое же», про малое «се великое» а «поганые со всех сторон приходили побеждать землю Русскую».<br />Великий патриот, автор «Слова» скорбит о несчастий родной земли: «И застонал тут, братья, — говорит он, — Киев от скорби, а Чернигов — от нападений». Жены русские плачут по своим милым, «тоска разлилась по Русской земле», И по контрасту поэт припоминает недавнюю победу киевского князя Святослава над половцами, когда русские самого хана «Кобяка из лукоморья от железных бессчетных полков половецких как вихрь исторгли». Все осуждают самовольный поход Игоря, который не только потерпел поражение, но и сам превратился в простого пленника: «Высажен был из седла златого, да в седло кочевника!» Картиной уныния и печали заканчивается эта первая часть «Слова о полку Игореве», одушевленная страстной любовью поэта к родной земле, написанная как бы кровью его сердца.<br />Вторая часть «Слова» начинается с описания вещего сна великого киевского князя Святослава, который, по замыслу автора, является центральной фигурой, объединяющей всю землю Русскую. Бояре объясняют этот сон, как намек на поражение Игоря.<br />«Тогда великий Святослав изронил златое слово, со слезами смешано». Он укоряет Игоря и Всеволода за их самонадеянность и легкомыслие. Несмотря на бесспорную храбрость этих князей, они своим поражением нанесли непоправимое зло всей Русской земле и ему, великому князю. «Это ли сотворили моей серебряной седине!» — с горечью восклицает он. Но не время предаваться унынию, он должен подумать об исправлении зла. Подобно соколу, меняющему весной оперение, Святослав сбрасывает с себя печаль, чтобы не дать «гнезда своего в обиду».<br />Далее в «Слове» следует характеристика русских князей, которые должны были бы в первую очередь откликнуться на «золотое» слово Святослава и вступиться «за землю Русскую, за раны Игоревы». Здесь и могучий Суздальский князь Всеволод, который может Волгу вычерпать веслами, и Галицкий Осмомысл Ярослав, высоко сидящий «на своем златокованном столе», подперев «горы Угорские (Карпатские)», «затворив Дунаю ворота», и многие другие, зависящие от них князья. Несколько особняком упоминаются полоцкие князья, потомки знаменитого Всеслава, о котором пел еще в свое время Боям. Эти князья отступили от дедовской славы, говорит поэт, они опустили стяги свои, вложили в ножны мечи поврежденные.<br />Нет отклика от русских князей, нет среди них единомыслия: «Увы! ныне одни полки стали Рюриковы, а другие — Давыдовы», — заключает скорбными словами поэт вторую часть своей поэмы.<br />Третья часть «Слова» начинается с гениального «плача Ярославны», жены князя Игоря, замечательной женщины русского средневековья. С городской стены старого Путивля, где она ожидала возвращения мужа, слышится на заре ее голос. Это голос живой всепобеждающей любви. Он обращен не к людям (люди бессильны помочь ей), а к стихийным силам природы: Ветру, Днепру, Солнцу. Она заклинает их<br />помочь се «ладе», ее милому, вернуться к ней. Думая об участи мужа, Ярославна думает и обо всех русских воинах, ушедших с ним. Ее любовь к Игорю неразрывно связана с любовью к русской земле и ее защитникам.<br />И словно откликаясь на ее страстный призыв, природа приходит на помощь Игорю во время его бегства из половецкого плена. «Дятлы стуком путь к реке кажут, соловьи веселыми песнями свет возвещают». По глубине чувств, по художественной выразительности «плач Ярославны» почти не имеет себе равных во всей мировой литературе.<br />Заключительные строки поэмы переходят в торжественный гимн в честь возвращения Игоря: «Солнце светится на небесах Игорь князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае, вьются голоса через море до Киева... Страны рады, грады веселы». Так ликует русская земля, встречая Игоря. Автор «Слова», осуждая Игоря за своевольный поступок, приведший к тяжелым последствиям для русской земли, в то же время выражает уверенность, что Игорь вернулся теперь для того, чтобы снова взять меч в свои сильные руки, чтобы снова стать на страже родных рубежей против жестоких недругов. Здравицей в честь Игоря, Всеволода, Владимира и их дружины заканчивается бессмертная поэма.<br />Гениальный автор «Слова о полку Игореве» был не только великим поэтом, но и замечательным политическим мыслителем, подлинным патриотом своей родины. Выступая в эпоху, когда феодальная раздробленность Руси превратила прежде единое могучее Киевское государство во множество самостоятельных, но слабых «полугосударств», когда каждое из этих «полугосударств» стремилось подчинить себе соседние «полугосударства» и поживиться за их счет, автор «Слова» отчетливо понимал, к каким гибельным последствиям должна была привести русскую землю такая феодальная практика. В этом отношении автор «Слова» был не одинок, его голос должен был встретить сочувствие в демократических кругах русского народа, более всего страдавших от феодальных междоусобий. Ведь если класс феодалов-земледельцев находил для себя в этих междоусобиях дополнительный источник обогащения за счет ограбления соседей, то трудящиеся массы русского народа, беспощадно эксплуатировавшиеся и в мирных условиях, во время войн не только разорялись совсем, но и попадали в плен или же физически уничтожались.<br />На отрицательное отношение парода к междоусобным распрям князей указал еще Н. Г. Чернышевский: «Сознание национального единства всегда имело решительный перевес над провинциальными стремлениями, если только были со времени Ярослава какие-нибудь провинциальные стремления... распадение Руси на уделы было часто следствием дележа между князьями, но не следствием стремлений самого русского народа. Удельная разрозненность не оставила никаких следов в понятиях народа, потому что никогда не имела корней в его сердце: народ только подчинялся семейным распоряжениям князей. Как только присоединялся тот или другой удел к Москве, дело кончено: тверитянин, рязанец, — такой же истый подданный московского царства, как и самый коренной москвич».<br />Призыв к единению русских князей, к прекращению междоусобий, столь страстно прозвучавший в «Слове», прежде всего выражал интересы именно трудового народа, класса земледельцев-крестьян, а не класса землевладельцев-феодалов. Поэтому истинным героем «Слова» является не Игорь, не Святослав Киевский и никто другой из князей, а сам русский народ, трудящаяся масса в лице простых пахарей-ратаев. Поэтому-то, говоря о бедственных последствиях княжеских междоусобий, автор «Слова» тотчас же добавляет: «...тогда по Русской земли редко пахари покрикивали, но часто вороны трупы между собой делили, а галки свою речь говорили, собираясь полететь на пиршество!»<br />Если, в конечном счете, великая поэма посвящена русскому народу, если заботами и думами о нем напоены ее жгучие страницы, то отношение автора «Слова» к русским князьям представляется довольно сложным. Он полностью сочувствует им, когда они выступают «за землю Русскую», радуется их успехам, гордится их силой и славой. Он полон глубокого сожаления и сочувствия к тем из них, кто отдал жизнь, защищая родину, но он всегда находит суровые слова для тех из них, кто своекорыстием, честолюбием или просто удалью губит Русскую землю, оставляет народ беззащитным против кровавых вторжений чужеземных захватчиков. Благо родины — это единый и высший критерий, по которому определяет автор «Слова» дела всех князей, упоминаемых им в поэме.<br />Самое сочувствие автора «Слова» Игорю и его отважным соратникам объясняется необычайной смелостью и широтой патриотического замысла Игоря. Ведь цель, которую он поставил перед своей дружиной: «поискати града Тьмутаракани», была очень важна в то время. Русское Тьмутараканское княжество, находившееся на Таманском полуострове, в конце XI века было захвачено половцами. Возвращение Тьмутаракани Руси, к чему стремился Игорь, означало бы серьезную угрозу половцам в тылу в случае их набега на русскую землю. Неизбежным следствием победы Игоря было бы вытеснение половцев за Дон, что надолго обезопасило бы русскую землю от набега кочевников.<br />И все же не Игорь является подлинным героем «Слова». Не во славу ему создана великая! поэма. Настоящий герой ее — русский народ, русская земля.<br />Органическая близость автора «Слова» к своему народу определила глубокое соответствие между его поэмой и современным ему народным мироощущением. <br />Христианство далеко не без сопротивления утверждалось в Киевской Руси. Новая религия учила народ терпению и повиновению правящим классам, а демократические слои города и деревни все более испытывали гнет господствовавших в феодальном государстве классов. Языческая же религия, возникшая еще в доклассовом обществе, не требовала подчинения одного человека другому, не освящала классового господства. Поэтому народные массы упрямо держались за язычество даже спустя столетие после официального принятия христианства.<br />Остатки языческой мифологии, которые так заметны в «Слове», не только являлись для автора поэмы простым «художественным украшением», но и отражали также уцелевшие еще пережитки в сознании русского народа, которому автор «Слова» так горячо сочувствует.<br />Близость «Слова» к народному мировоззрению раскрывается и в понимании автором поэмы значения «старого» Владимира Киевского. «Не случайно,— пишет академик Б. Греков,— русский народ навсегда запомнил и с особой яркостью в эпосе отметил именно этот героический период своей истории». Былины русского народа пронесли через весь период феодальной раздробленности страны непоколебленной идею единства Русской земли, поэтически выраженную в том, что вокруг «старого» Владимира Киевского, «красного солнышка», как называет его народ, собираются русские богатыри для защиты «стольного» города и всей Русской земли от захватчиков.<br />Объясняя эту особенность русского былевого эпоса, Н. А. Добролюбов писал: «...во времена бедствий родной земли вспомнил он (русский народ.— Н. В.) минувшую славу и обратился к разработке старинных преданий... и целый трехсотлетний период сгруппировал около лица одного Владимира, бывшего ему памятнее других. Возбуждалась любовь к этим песням, конечно, горьким чувством при взгляде на современный порядок вещей. При нашествии народа неведомого ожидания всех обратились, разумеется, к князьям: они, которые так часто водили свой народ на битвы со своими, должны были теперь защищать родную землю от чужих. Но оказалось, что князья истощили свои силы в удельных междоусобиях, и вовсе не умели оказать энергического противодействия страшным неприятелям... Горько было настоящее положение народа, обманутого в своих ожиданиях; он невольно сравнивал нынешние события с преданиями о временах давно минувших и грустно запел про славных могучих богатырей, окружавших князя Владимира».<br />В том же самом смысле, противопоставляя Владимира I современным князьям, восклицает автор «Слова»: «О, стонать Русской Земле — воспомянув про старое время и прежних князей! Того старого Владимира ведь нельзя было навсегда пригвоздить к горам киевским! Ныне одни знамена Рюриковы, а другие — Давыдовы». Таким образом, автор «Слова», как и сам русский народ в своих былинах, обращается от средневековых феодальных междоусобиц князей ко временам прошлым, когда Русское государство было едино и могущественно к Слово о полку Игореве» — героический памятник русской литературы XII века, идейно родственный устному народному эпосу, органически примыкает к «былинам сего времени».<br />Художественные сравнения, многие образы гениальной поэмы имеют своим источником ту же поэтическую традицию, которая сохранилась до наших дней в народных былинах и лирических песнях. Сравним, например, описание битвы в «Слове» с описанием битвы в народных былинах. В «Слове»:<br />«...тут кровавого вина недостало, тут покончили пир храбрые Русичи: сватов напоили, а сами полегли за Землю Русскую».<br />В былине:<br />Едет Алеша пьян, шатается.<br />Ко седельной луке приклоняется.<br />Завидел Алешу Илья Муромец:<br />«Говорил я тебе, Алеша, наказывал:<br />Не пей ты зелена вина,<br />Не ешь сладки кушанья».<br />Отвечает Алеша Илье Муромцу.<br />«Рад бы я не пить зелена вина<br />И не есть сладки кушанья:<br />Напоил-то меня добрый молодей допьяна,<br />Накормил он меня досыта<br />Той шелепугой подорожного».<br />Знаменитое уподобление в «Слове о полку Игореве» битвы посеву: «Черна земля под копытами костьми была посеяна, а кровью полита», находит полное соответствие в русской народной песне:<br />Не черным то зачернелось,<br />Зачернелось турецкое чистое поле,<br />Не плугами поле, не сохами распахано,<br />А распахано поле конскими копытами,<br />Засеяно поле не всхожими семенами.<br />Засеяно казачьими головами...<br />Поэтический сон князя Святослава Киевского в «Слове о полку Игореве», рассказывавшего, что он видел, как рассыпались доски в его тереме златоверхом, напоминает вещий сон невесты в народном свадебном причете:<br />Мне приснился сон нерадостный,<br />Как будто у моего кормильца-батюшки<br />Все столбы да подломилися,<br />Все тыны да опустилися,<br />Порассыпались часты лесенки.<br />А стихи из былины об Илье Муромце:<br />Одно солнце на небе, один месяц,<br />Один донской казак на святой Руси,<br />Илья Муромец, сын Иванович,—<br />заставляют вспомнить о величавом сравнении с солнцем князя Игоря после его возвращения из половецкого плена.<br />Связь «Слова» с устной народной поэзией была отмечена еще Пушкиным, который в плане своей статьи по истории русской литературы поместил между летописями и «Словом» «сказки, песни, пословицы». Известно, что Пушкин, работая над переводом и комментариями к «Слову», широко привлекал сборники песен славянских народов, находя в них поэтические параллели к великой поэме.<br />После Пушкина В. Г. Белинский сопоставлял «Слово о полку Игореве» со «сказочными поэмами Кирши Данилова» и «простонародными сказками», то есть также отметил близость поэмы XII века к устной народной поэзии. По определению великого критика, «Слово» — «древнейший памятник русской поэзии в эпическом роде», в котором «еще заметно влияние поэзии языческого быта». Именно в этой органической связи с народным мировоззрением Белинский видел главную художественную особенность «Слова». «Слово»,— писал Белинский,— прекрасный, благоухающий цветок славянской народной поэзии, - достойный внимания, памяти и уважения».<br />Любовь к ярким краскам, блеску, свету, пронизывающая всю поэму нарядность, звучность, характерны именно для<br />устной народной русской поэзии. Эпитеты: синее море, зеленая трава, стрелы каленые, красные девы, кровавые раны, острые мечи, студеная роса, серый волк, черный ворон, чистое поле — встречаются как в «Слове», так и в русских былинах.<br />Источником поэтической образности в «Слове» являются также картины земледельческого труда. Картины боя вызывают у автора поэмы художественные ассоциации с посевом, жатвой, молотьбой. Например, о сражении на реке Немизе говорится: «На Немизе снопы стелют головами, молотят цепами харлужными, на току живот кладут, веют душу от тела, Немизы кровавые берега не благом были посеяны, посеяны костьми Русских сынов».<br />Для поэтических сравнений автор «Слова» пользуется и картинами хорошо ему знакомого быта. Битву он сравнивает с пиром и говорит: «...тут кровавого вина недостало, тут покончили пир храбрые Русичи: сватов напоили, а сами полегли за Землю Русскую».<br />В других случаях он прибегает к сравнениям из области соколиной охоты. Святослав Киевский про себя говорит: «А разве удивительно, братья, старому помолодеть? Когда сокол в мытях (то есть в линьке,— Н. В.) бывает, он высоко птиц взбивает: не даст гнезда своего в обиду». То есть Святослав, несмотря на свои седины, может превзойти отвагой молодых воинов, подобно тому, как уже линявший старый сокол еще яростней сбивает птиц, защищая свое гнездо. О бегстве Игоря сказано, что он полетел «соколом под облаками, избивая гусей-лебедей к завтраку, и обеду, и ужину».<br />Нельзя не отметить поистине замечательную звукопись «Слова». Иногда она строится на гармонии начальных звуков, например: «Пороси поля прикрывають», «Се ветри Стрибожи внуци веють», «Се ли створисте моей серебренней седине» и т. д. Иногда же звукопись достигается искусным чередованием звуков, например лир: «с зарания до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, гримлют сабли о шеломы, трещат копиа харлужныя в поле незнаеме среди земли Половецкыи». Нередко в «Слове» встречаются ассонансы, например, на О: «Ольгово хороброе гнездо... не было оно обиде порождено, ни соколу, ни кречету, ни тебе, чорный ворон поганый половчине!»<br />Природа полна в «Слове» голосами и шумами, даже неодушевленные предметы в нем говорят и чувствуют: «кричат телеги», «звенить слава», «поют копья» и т. д. <br />В связи с тем, что автор «Слова» сам называет иногда свое произведение «песнею», ставился вопрос: стихами или прозой написана поэма? Попытки многих исследователей разложить «Слово» на обычные стихи вряд ли можно признать удачными. Но музыкальный строй и ритмичность «Слова» ощущаются бесспорно. Скорее всего можно предположить, что «Слово» пелось особым речитативом, как наши былины. В основе этого речитатива могла лежать древняя обрядовая мелодия. Поэтому стих «Слова» не равностопный, не связанный с правильными чередованиями ударных и неударных слогов, а использует самые разнообразные ритмические возможности. Образцами их могут служить уже отмеченные исследователями такие ритмические строки:<br />Уже снесеся хула на хвалу;<br />Уже тресну нужда на велю;<br />Уже връжеся Дивь на землю...<br />или:<br />Ту ся копнем приломатн,<br />Ту ся саблем потручати...<br />или;<br />Игорь спит<br />Игорь бдит<br />Игорь мыслию поля мерит.<br />Основою такого «стиха» является риторический параллелизм. Иногда он усиливается неполной рифмой:<br />Боян же, братие, не 10 соколовь на стадо<br />лебедей пущаше.<br />Но своя вещия пръсты на живая<br />струны воскладаше...<br />или:<br />Всеслаз князь людем судяше,<br />Князем грады рядяше,<br />А сам в ночь влъком рыскаше...<br />Высокое художественное мастерство «Слова» источником своим имеет не только устную народную поэзию, но и современную автору русскую письменность. В «Слове» не трудно найти следы внимательного чтения автором «Повести временных лет» — этой подлинной энциклопедии жизни Киевской Руси. «Нельзя не видеть,— справедливо говорит Д. С. Лихачев,— какие жемчужины поэзии отобраны автором «Слова» в «Повести временных лет»: поединок Мстислава Владимировича с косожским князем Редедею, трагическая смерть Бориса Вячеславича, трагическая безвременная смерть «уноши» Ростислава и оплакивание его матерью. Даже вне зависимости от умелого использования этих эпизодов в «Слове», от поэтической их доработки самый выбор этих мест, в «Повести временных лет» мало заметных и эпизодических, но привлекательных по своему глубокому человеческому содержанию, говорит, что в лице автора «Слова» «Повесть временных лет» нашла внимательного и чуткого к ее жизненной красоте читателя».<br />Следует отметить, что автор «Слова» очень разборчивоотносился к различным версиям современных ему исторических преданий. Так, он охотно воспользовался летописным рассказом о безвременной смерти Ростислава, но отверг созданную монахами в Киево-Печерском монастыре легенду о том, что Ростислав погиб в наказание за неуважение, оказанное им этому монастырю.<br />Сочетая в себе героические черты русского народного эпоса и передовые идеи древней русской письменности, «Слово о полку Игореве», естественно, оказывается в одном ряду с величайшими памятниками русского искусства XII века. Не случайно автор «Слова» обнаруживает глубокий интерес в живописи, прибегая к красочным, цветовым эпитетам. Например: «пламенный», «багряный», «кровавый», «чръленый», то есть, давая целых четыре самостоятельных оттенка одному определению «красный». Краски в «Слове» всегда ярки, чисты, контрастны. Словно резкими мазками рисует автор «Слова» живописный образ. Такова у него «бела хоруговь» на «чръленом древке», или «чрълена чолка» на «сребрено стружие». Описание грозового утра в день памятной битвы на Каяле обнаруживает в авторе «Слова» подлинного знатока живописи: «кровавыя зори светь поведають; чръные тучя с моря идут, хотят прикрыта 4 солнца, а в них трепещуть синий молнии». Из этих смелых энергичных штрихов перед читателем «Слова» зрительно возникает мрачный пейзаж роковой битвы, подобный по своим краскам русской фресковой живописи XII века, сохранившейся до наших дней в реставрированных соборах Новгорода и Ладоги.<br />Не менее искушенным является автор «Слова» и в области прикладного искусства, которым широко славилась древняя Русь. «Златокованный» княжеский стол, «золоченые» шлемы, «злато» стремя и т. д.— это не только выразительные эпитеты, но и точное изображение изделий высокоразвитого древнерусского ремесла.<br />Автор «Слова» также ценит и любит великие достижения русского зодчества. Он упоминает в поэме о колоколах Полоцкого собора, он видит городские стены Путивля, он описывает златоверхий терем Святослава на горах в Киеве. Упоминаемые в «Слове» князья Святослав Киевский, Ярослав Осмомысл Галицкий, Всеволод Суздальский и Рюрик Ростиславич были крупнейшими строителями своего времени. При них были созданы замечательные памятники русского зодчества, созвучные во многом самому «Слову».<br />Ярослав Осмомысл построил в Галиче белокаменный собор, богато украшенный резным камнем, известный нам только по раскопанным остаткам. Святослав Киевский создал в Чернигове в 1186 году Благовещенский собор, удивляющий величием замысла и грандиозностью его масштабов. Рюрик Ростиславич построил в Овруче храм Василия, включающий в свою композицию мощные угловые башни, напоминавшие торжественные «вежи» Софии Киевской. Но особенно замечателен Димитровский собор во Владимире, построенный в 1194—1197 годах Всеволодом Суздальским.<br />По словам Н. Воронина, «гений зодчего Димитровского собора был равновелик и родственен гению «песнетворца Святославля» по широте мысли и силе чисто изобразительного мастерства... Богатейшее резное убранство, подобное тяжеловесной и драгоценной пелене, затканной выпуклыми изображениями зверей и чудищ, растений и ангелов, святых и мчащихся всадников, одевает храм от главы до пояса... Оно неизмеримо повышает ноту торжественности и царственности в образе Димитровского собора: поддерживаемый по углам лестничными башнями, он уподобляется могучему властелину в тяжелых одеяниях из негнущейся пышной ткани. Зодчему собора «великого Всеволода», как и автору «Слова», был в равной мере присущ гиперболизм выражения образа, эпическая грандиозность в изображении героя. Оба гениальные творения русского искусства объединяют и другие черты. Если в «Слове» отсутствует церковно-религиозный налет, то еще более существенно и парадоксально, что резной убор Димитровского собора лишен руководящей религиозной идеи. Можно сказать больше, что христианский элемент здесь занимает ничтожное место, теряясь в сказочной чаще трав и «древес», в толпах зверей и чудищ».<br />Идейная глубина и художественное совершенство «Слова о полку Игореве» становятся особенно ясными при сопоставлении с современными ему памятниками древнерусского искусства. Все это свидетельствует о том, какой высоты достигло культурное развитие русского народа и его национальное самосознание в первые столетия исторической жизни древней Руси. «Слово» по своим идейным и художественным качествам не только не уступает лучшим произведениям литературы всех времен и народов, но и большинство из них безусловно превосходит.<br />«Слово» оказало глубокое влияние на русскую культуру последующих веков. Наиболее ранним следом влияния «Слова» на русскую письменность может служить запись, относящаяся к 1307 году. Говоря о сражении на Русской земле князя Михаила Тверского с князем Георгием Даниловичем Московским, неизвестный книжник XIV века процитировал фразу из «Слова о полку Игореве». Набожный книжник постарался потушить яркость красок этой образной цитаты из «Слова», его, видно, испугали языческие реминисценции «Слова», поэтому он ограничился парафразой. Но и в ней легко увидеть поэтический язык автора «Слова о полку Игореве».<br />Еще через 100 лет, когда русский народ объединенными силами нанес смертельное поражение врагам на берегах того самого Дона Великого, к которому стремились полки Игоря, рязанец Софония или Софоний создает свою поэму «Задонщина», пользуясь художественными символами и метафорами «Слова». В этой сознательной перекличке поэтов XII и XIV столетий заключается глубокий смысл. Могучая объединенная Русская земля, торжествующая великую победу над татарами, вспомнила о своем гениальном поэте XII столетия, с такой страстью звавшем русский народ к единению. Ведь идея «Слова о полку Игореве», по замечательному определению К. Маркса, «призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов», «Задонщина» явилась таким образом поэтическим ответом на «Слово о полку Игореве». Но скорбная песнь о поражении игоревых полков на реке Каяле заменилась торжествующей песней о славной победе Дмитрия Донского на Куликовом поле.<br />Первым из русских писателей XVIII века, кто по достоинству понял великое значение и художественную ценность «Слова», был А Н Радищев. Под непосредственным впечатлением от древней поэмы писатель приступает в 1800 — 1802 годах к работе над своей незаконченной эпопеей: «Песни, петые на состязаниях в честь древним славянским божествам». До нас дошло прозаическое введение и первая песнь эпопеи, состоявшая более чем из 600 стихов. Начало эпопеи Радищева исполнено высокого патриотизма Радищев прежде всего озабочен будущим своего родного народа и посвящает ему следующие проникновенные стихи:<br />О народ, народ преславный!<br />Твои поздние потомки<br />Превзойдут тебя во славе<br />Своим мужеством изящным,<br />Мужеством богоподобным...<br />Все преграды, все оплоты<br />Сокрушат рукою сильной,<br />Победят., природу даже,—<br />И пред их могущим взором,<br />Пред лицом их, озаренным<br />Славою побед огромных.<br />Ниц падут цари и царства.<br />Революционно-патриотическое понимание Радищевым героики «Слова о полку Игореве» было подхвачено и развито декабристами.<br />По отзыву декабриста А. Бестужева, «Возвышенные песнопения старины русской исчезли, как звук разбитой лиры; одно имя соловья Бояна отгрянуло в потомстве, но его творения канули в бездну веков, и от всей поэзии древней сохранилась для нас только одна поэма о походе Игоря, князя Северского на половцев... Безымянный певец вдохнул боевую душу в язык юный, но и самою странностию привлекательный; он украсил его цветами мечты, вымыслом народной мифологии, разительными сравнениями, чувствами глубокими. Непреклонный, славолюбивый дух народа дышит в каждой строке. Драгоценная поэма сия, принадлежащая к XII веку, писана мерною прозою и языком, вероятно, южнорусским» *.<br />Интерес декабристов к «Слову», как к героической поэме русского народа, сказался и в переложении К. Ф. Рылеева описания русских воинов-патриотов, которое встречается в «Слове»:<br />Очи под звуком труб повиты,<br />Концем копья воскормлены,—<br />Луки натянуты — колчаны их открыты,<br />Путь сведом ко врагам, мечи наточены.<br />Как волки серые они по полю рыщут,<br />И чести для себя, для князя славы ищут.<br />Ничто им ужасы войны!<br />В душе пылая жаждой славы,<br />Князь Игорь из далеких стран<br />К коварным половцам спешит на пир кровавый<br />С дружиной малою отважных северян.<br />Но презирая смерть и пламенея боем,<br />Последний ратник а ней является героем.<br />Влияние «Слива» можно найти во многих произведениях XIX века, в пьесе А. Н. Островского «Снегурочка», написанной в 1873 году, в гениальной опере Бородина «Князь Игорь».<br />Как отражение «Слова о полку Игореве» в области живописи должна быть указана знаменитая картина В. Васнецова «Игорево побоище», находящаяся в Государственной Третьяковской галерее в Москве Художник выбрал для сюжета картины момент, последовавший за окончанием боя. На широком степном просторе лежат трупы погибших воинов. «Тут закончили пир храбрые Русичи: сватов напоили, а сами полегли за Землю Русскую».<br />Эти примеры свидетельствуют о глубокой органической связи героической поэмы XII столетия с последующим развитием русской культуры и литературы.<br />Источник: Доктор филологических наук Н.В. Водовозов. М. 1953 г.<br />